Прожигающие взгляды мужской половины, мамины нервные смешки и натянутая улыбка, которую она порой не в силах держать, мои дрожащие руки и чересчур напряженное лицо «Гришеньки». Атмосфера вокруг нас слишком накаленная, ощущаю это своей сверхчувствительной кожей даже под автозагаром.

Мы не чокаемся, как это принято, просто приподнимаем бокалы и выпиваем. Напиток игристый, чересчур сладкий. Мне хватает маленького глотка, чтобы больше никогда не пробовать это.

– Как прошел твой день, Даниил? – подает голос глава семьи.

– Отлично. В следующем месяце матч, готовлюсь, – расслабленно отвечает его сын.

– Ты заполнил бумаги?

– Нет, и не собираюсь.

– Даниил! Я просил…

– Я уже говорил, что у меня чемпионат, – голос парня внезапно становится жестче. – У меня не хватит времени и на футбол, и на твою фирму.

– Должно хватать, ты наш наследник.

– Отдайте моей «сестренке». Чем вам не наследница?

– Даня! – повышает тон Григорий Викторович. – Твое увлечение футболом длится слишком долго, нужно правильно расставлять приоритеты.

– Мне двадцать пять, пап, и я уже пять лет защищаю честь нашей страны. Ты опоздал.

Отец ничего не говорит в ответ сыну, а я чувствую себя лишней. Ощущение, будто я проникла на чужую территорию без разрешения и нагло подслушиваю. Странно, что он вообще спорит с отцом. Я не спорила, просто поступила на юридический, как советовала мама, а она зарезервировала место в своей фирме.

Почему он не сделает так же? Родители хотят для нас лучшего…

– Что у тебя здесь? – парень показывает на участок над верхней губой. Прикладываю туда пальцы и понимаю страшную вещь: автозагар смывается вместе с тональным кремом.

– Эльза, немедленно приведи себя в порядок! – почти командным тоном произносит мама.

– Рита, проводи Эльзу в личную ванную комнату, – приказывает глава семьи.

У меня будет личная ванная? Ладно, это потом выясним. Главное, сбежать отсюда и не ловить на себе презрительно-насмешливые взгляды. Женщина средних лет ведет меня в общую прихожую и провожает на второй этаж почти в самый конец коридора.

– Ваша комната, – говорит безэмоционально и уходит прочь.

Только сейчас облегченно выдыхаю, ощущая, что грудь больше не сдавливает напряжение и неловкость. Но мне все равно немного некомфортно в чужих стенах, в чужих красках и чересчур светлой комнате. Она просторная, есть даже выход на балкон, но почти белая, как и весь интерьер. Причем настолько, что я, кажется, не буду расставаться с солнцезащитными очками. За белой дверью справа нахожу ту самую ванную из слепящего мрамора, и в отражении вижу…

Мамочки! Какой кошмар!

Автозагар пошел пятнами, испачкал рукав платья, которым я вытирала лицо по дороге. Мамины старания ушли впустую. Под длинными рукавами и колготками не виден белоснежный цвет кожи, а теперь я вся сливаюсь, смывая с себя остатки макияжа, тушь, тени. Вытираю лицо полотенцем и смотрю на свое отражение. Черт! Не могу видеть себя такую – абсолютно белую, как лист бумаги. Слишком бледная, неяркая. Белая ворона…

Как стыдно… Господи…

Они это видели?

Выхожу из ванной и… Боже! Что он здесь делает?

«Данечка» расположился на моей кровати как хозяин, развалившись на светлом покрывале. На нем все тот же костюм, только светлая рубашка, кажется, расстегнута на пару пуговиц.

– Надеюсь, ты не против. Я в своем доме, имею право заходить в любую комнату.

Ничего не отвечаю, отвожу глаза, снова ощущая напряжение, но в более тесном помещении. Не вижу, куда именно смотрит мой новоиспеченный братец, только чувствую любопытный взгляд на себе. Он не отводит его, пробегает по моему лицу, по платью, скрывающему белоснежную кожу.

– Папа приказал извиниться за тот спектакль. В общем… сорян. Не переживай, доставать не буду. Наверное.

М-да…

Мне радоваться или плакать? Как реагировать на появление в моей комнате и на эти слова? Сказать, как я счастлива, что услышала его извинения? Принять их? В его семье принято так извиняться?

– Я Дан.

– Отец тебя звал Даниилом.

– Меня. Зовут. Дан.

Не стоит так напористо втолковывать свое имя. Мне интересно, как тебя можно называть, если мне не нравится имя Дан: оно слишком грубое. А как же Даня? Данечка? Мама назвала тебя именно так, а ты… Ты никак не отреагировал на проявление нежности, чего от моей мамы дождаться было почти невозможно.

Не услышав от меня ответа, он подходит ближе. Теперь его видно гораздо лучше, он больше не расплывчатое черно-белое пятно. Неуверенно поднимаю лицо вверх и позволяю себе несколько секунд на рассматривание «братца». Он почти на голову выше меня. Красивые черты лица, чуть островатые. Ресницы длинные, черные. Моя мечта с детства, они всегда у меня были белыми как мел и короткими. Губы полные, чувственные, а глаза…

– Не засматривайся, детка, мы сводные брат и сестра, – усмехается он. Слегка трясу головой, прогоняя странное наваждение, возникшее между нами. Точнее, между мной и второй мной.

– Я знаю.

– Тогда зачем пялишься?

– Я никогда не видела таких красивых глаз.

Черт возьми, что я несу? Зачем говорю это вслух? Он посмеется надо мной, плюнет в душу и уйдет. Как там бывает обычно? Сводные брат и сестра не рады союзу родителей, и стараются напакостить друг другу, отравить ядом, который выплескивается разными способами. Только я искренне рада за свою маму, а он… Судя по его резкости в столовой, он вряд ли в восторге от двух женщин в его доме.

– Хм… Польщен. В столовой ты была загорелой, а сейчас…

– Я нормальная! – отвечаю резче, чем необходимо. – И кожа у меня нормальная.

– Да, вижу. Ты не сказала, как тебя зовут.

– Эльза… меня зовут Эльза.

Он вновь внимательно рассматривает меня. Мы стоим не слишком близко, но и не так далеко, чтобы не заметить особых черт. Наверное, я его недооценила, назвав парнем. Он мужчина. По крайней мере, в моем представлении.

– Эльза – холодное сердце? – приподнимает темную бровь.

– Почему ты так решил?

– Вы внешне очень похожи.

– Это комплимент? – усмехаюсь я. Сравнение с диснеевской принцессой для меня не ново, но чаще всего оно звучит в оскорбительном контексте, а не в позитивном.

– Я никому не делаю комплименты, слишком много чести.

Полные губы постепенно растягиваются в улыбке, обнажая ровную линию жемчужных зубов. Наверное, со временем у меня возникнет желание нарисовать ее в карандаше. Однако язвительность в бархатном голосе и горечь, оставшаяся после его слов, портят впечатление от внешней красоты.

Что я тебе сделала, Дан?

– В общем, я извинился. Ко мне в комнату не заходи, по всем вопросам обращайся к прислуге, матери или отцу, но не ко мне. Сделай вид, что меня не существует, а я не стану приставать к тебе.

После своей тирады «Дан» молча уходит из моей комнаты, превращаясь в расплывчатый силуэт вдалеке. Дверью не хлопает, аккуратно закрывает, оставляя меня наедине с напряжением в комнате. Вот и приветствие от сводного братца. Класс.

Как мне вернуться в столовую? Может, не стоит? Данечки там нет, и меня не будет. Не хочу больше позориться. В своей старой комнате я чувствовала безопасность и спокойствие, а здесь все сквозит напряжением.

Возможно, мне удастся немного порисовать. Здесь ведь есть выход на балкон. На улице темно и холодно, но я люблю ночь: она не давит на глаза. А прохлада не обжигает кожу.

Глава 2. Дан

– Я предупреждал тебя, Даниил. Пора включаться в дело, – требовательно произносит отец своим стальным голосом. Он включает его только в двух случаях: когда играет роль строгого начальника и когда меня нужно отчитать. Сейчас эти ситуации совпали. Комбо.

– Что ты предлагаешь? Звонить тренеру и уволиться накануне чемпионата?

– Компания нуждается в хорошем специалисте. Или ты зря заканчивал университет в Лондоне?

Как же он любит попрекать меня образованием, а меня это дико бесит. Я вернулся пару лет назад, а он уже успел распланировать за меня всю мою жизнь. Как будто его винодельня не выстоит без меня. Только папа не учел, что в университете я играл за сборную команду и выбил себе билет в светлое будущее. В Лондоне меня не приняли ни в один клуб, а наши соотечественники рассмотрели мою кандидатуру. Теперь я нападающий и защищаю честь страны.